С морщинкой на лбу

Читала рассказ Харди "В западном судебном округе". Малограмотная сельская служанка переписывается с образованным городским возлюбленным, и просит хозяйку писать за нее. Хозяйка, принимается за дело всерьез, и незадачливый молодой человек думает что любит одну, а на самом деле любит другую. Год 1894й. То есть, история Сирано де Бержерака описанная Ростаном в 1897м году, и мальчики вместо девочек. Это что ли в воздухе носилось? Кажется, такие истории еще есть, но сразу не вспоминаются. В барышне-крестьянке, наоборот, вместо двух девушек оказалась одна. Кто-нибудь еще помнит в кино/литературе подобное разделение души и тела?

Еще в детстве я стала замечать как про прощании со старым годом взрослые говорили: плохой был год, тот умер или та. И так говорили каждый год, неужели они не замечали что они говорили это каждый год? "Желтому дню наш привет, пусть он скорее пройдет." В Ноябре мне приснилось, что я еду в Бостон и звоню тебе по телефону. Телефон разьединяется, я звоню опять, плохо слышно, мы никак не можем договориться. Проснувшись, я понимаю что от тебя больше года не было писем. И тут же написала тебе письмо, про сон, и отправила его, как оказалось, вникуда, до вотребования. Оказалось, что ты умер почти день в день год назад. Последнее письмо было одной строкой: "Been thinking of you, lately."  Можно забыть на целый год что человек есть, но нельзя забыть, что его нет. Через неделю наступила зима. Ноябрьским вечером я сажала в саду кизилловое дерево (по английски - dogwood, собачье дерево). Под деревом была накануне закопана моя собака. Становилось темно и мокрый снег клеился к лицу. Подняв дерево, я отчетливо услышала звяканье ее бирочки, звук предвещающий ее внезапное появление из леса. Никто не появился, no self-styled spirit, само собой разумеется. Я забыла, что мы повесили ошейник на ветку.

Дошло ли мое письмо? Лунная ночь, нетронутый снег, все в голубоватом свете. Можно, например, гулять с тенью собаки. Дойти, оставляя цепочку следов, до леса. Постоять, в черно-голубую полоску, среди теней деревьев. Пройти кругом к собачьему кизиллу, там встретить С., его дневные следы, и вернуться по ним домой, след в след.

М. расспрашивала о школе и мне вдруг вспомнился Игорь Х., он был новеньким во втором или третьем классе и пробыл только год или два. Его семья была военная и они только что переехали из Польши. Все вещи принадлежавшие Игорю обладали удивительной чистотой и голубым оттенком. Его рубашка была всегда накрахмалена и всегда бледно-голубого цвета. Все его тетради имели бледно глянцевые голубые обложки (в Питере они встречались но были большой редкостью), даже бумага их имела голубоватый оттенок, и ручки его писали нежно-голубыми чернилами (в 82-83 ем это было невиданной редкостью). Я совсем не помню его лица, даже не совсем уверена что его звали Игорем. Однажды нам нужно было принести вату на урок труда для какой-то зимней поделки и я до сих пор помню его бледно-голубую, похрустывающую вату.

Похолодало. После работы до темноты успела найти полдюжины подосиновиков в лесу за домом, наверное были еще, но стало слишком темно. Проявился тоненький месяц. Летучие мыши уже улетели на юг, значит совсем осень. В прихожей пахнет дровами. Когда стемнело, пришел сосед Ральф, развел костер, принес с собой воздушные шары (зажигаешь запал, бумажный шар надувается и летит, светясь изнутри).

Сегодня вечером, в близжайшем к нам городке был рынок, и в центральном сквере играл оркестр. Оттого что сквер находится на верхушке холма, расходящиеся сельские улицы исчезают вниз и можно представить что дальше ничего нет. Солнце садилось за края десятка двухэтажных старинных фасадов и старые клены (весной на каждом будет висеть жестяное ведро для кленового сока) тянули тени через наше одеяло.

Дома, если выйти во двор, то сначала большой огород и амбар, за ним немного луга, за ним лес. Оттого что по краю леса растут огромные темные ели, а прямо перед ними осины (к вечеру, ели темнеют, а осины белеют и дрожат), это кажется настoящим лесом. Самое красивое можно увидеть именно с этого места: летней ночью светлячки мерцают от земли до верхушек деревьев и плавно переходят в звезды.

Оказывается, хорошо иметь немного земли, и дело совсем не в собственности. Рядом есть еще общий лес, но оттого что я хожу туда почти каждый день, он тоже почти мой. Проходя по одной и той же тропе, смотришь не как турист, а по-хозяйски похлопываешь большой гриб по упругой шляпке и отмечаешь насколько он подрос.

Сейчас глубокая ночь, по небу шныряют метeоры-персeиды, поскрипывают цикады. В графстве Енота, в Репей-городе, на берегах Кривой реки.

Работа учителя, кроме прочего, хороша тем, что есть каникулы. По не совсем понятным причинам, каникулы чем-то отличаются от отпуска (и не только длиной). Каникулы дают негласное право на ничегонеделание, перечитывание войны и мира, игнорирование гор грязной посуды и спанья до полудня. Просто, наверное, само название дает право примкнуть к многочисленным бездельничающим школьникам.

А проснувшись пополудни, можно еще и заполнять пробелы в образовании. Некотoрые пробелы настолько постыдные, что и себе-то не признавалась много лет, до прошлых Рождественских каникул, пока наконец не взяла и не прочитала Гордость и Предубеждение, а за ними и все прочее. Эмму отложила на лето, чтобы было ради чего жить. Даже купила аннотированную бумажную копию (чтоб казалась длинее). Но вот лето еще в разгаре, а Эмма давно кончилась. И как теперь жить дальше? Это не риторический вопрос, а практический.

Дорогие билингвы, какой на ваш взгляд лучший перевод Анны Карениной на английский?

Перевожу для коллеги свидетельства о рождении его предков (Польша, вторая половина 19го века, писаны размашисто гусиным пером, по-русски) К размашистости и бюрократическим витиеватостям я уже приноровилась, но тут вдруг появилaсь загадочная фраза (среди предыдущего десятка младенцев ни разу не попадалась):
Родился тогда-то от законной жены его такой-то. Неставление младенца в свое время из воли родителей. Младенцу сему при святом крещении даны имена ... и так далее.

Что это может значить?

В штате ФлорИда, на углу улиц Оцеолы и Семинолов ... (что дальше – неважно).
При въезде, вдоль шоссе, приоткрыв пасти, сидело пол-дюжины аллигаторов, выползших из канавы, будто нанятые бюро туризма.
Вместо бесконечных одноликих жилкомплексов и стрип-моллов, зеленые луга, коровы, сосны и вечнозеленые дубы увешанные испанским мхом. Центр города Тарпон Спрингс заселен греками, ныряльщиками за моркими губками. Греческие церкви, греческие дети. Греческие мужчины в кофейнях играют в карты (женщинам туда не полагается). Острова, где водятся броненосцы, бесконечные дикие пляжи.
На день рождения я себе выбрала на барахолке заводной пароходик из медной жести, играющий механическую мелодию, если повернуть колесо, и английскую чашку с земляникой. Вечером сидели в баре «У Викки». Сидели на причале болтая ногами, ели креветок и пили вино из пластмассовых стаканчиков. Над устьем реки Анклот садилось солнце в мангровые заросли (дерево, которое ходит по воде на ходулях, и листья которого покрыты мелкими кристалликами соли), внизу плавали пеликаны, лениво подходили и отходили маленькие яхты.
В такой Флориде, пожалуй, можно и жить. Купить дом-лодку на реке Анклот, ходить весь год в шлепанцах и сарафане, выучить греческий, и каждый вечер смотреть как садится солнце в мангровые заросли.